«Политически активный молодой человек, итальянец по присхождению, рождённый в Париже, работает в одной из крупных барочных церквей в центре Рима. Идёт война, и город занят врагами. Молодой человек красив и хорошо образован, у него есть всё, ради чего стоит жить, но он бросает вызов тирании государства и предпринимает попытку спасти товарища. Его берут в плен и подвергают пыткам, но он отказывается открыть какую-либо информацию. Любящие люди отчаянно пытаются спасти его, но в итоге юноша оказывается расстрелян взводом солдат. Параллели с жизнью и смертью героя "Тоски" поразительны, но этого молодого человека звали Маурицио Джильо, а не Марио Каварадосси. Он работал в церкви Сант-Аньезе ин Агоне, а не в Сант-Андреа делла Валле (от одной до другой - три минуты ходьбы), и умер не в героическом одиночестве на платформе замка Святого Ангела 18 июня 1800 года, а в смятении и безвестности, среди четырёх сотен таких же римских мучеников в Ардеатинских катакомбах 24 марта 1944 года. В отличие от смерти на оперной сцене, эта смерть была холодной, бессмысленной и отталкивающей. Не было ни оркестрового аккомпанемента, ни света нового дня с песенкой пастушка и перезвоном колоколов. Письма любимым остались неотправленными; многие из них были обнаружены годы спустя в том, что осталось от карманов одежды. От контакта с кровью и разлагающейся плотью их уже нельзя было прочесть.
И всё же эта настоящая боль и настоящий героизм со всей очевидностью напоминают нам о связи между театром и реальной жизнью. Надпись на мемориале Джильо в церкви Сант-Аньезе могла бы быть взята из либретто какой-нибудь оперы Пуччини: "Он пал, сражённый... своей смертью бросив вызов всем формам тирании."»
«"Тоска", как любая опера, как любое произведение искусства, - это попытка понять состояние людей. Универсальность "Тоски" включает в себя не только личное, эмоциональное и художественное, но и более обширный мир политической и религиозной борьбы, и титаническую борьбу между революционной и реакционной позициями. Какое отношение имеет Партенопейская республика к "Тоске"? Можно задать этот вопрос Сарду... <...> Имеет ли значение, что Пуччини сократил все эти пустословия и выбросил явные упоминания о Неаполе? Когда на сцену неверной походкой выходит преследуемый Анджелотти, которому грозит смертельная опасность, когда Каварадосси клянётся, что спасёт его даже ценой собственной жизни, смысл этого поступка не становится менее ясным от отсутствия деталей. Более общая направленность действия лишь делает его эффективнее. Современный зритель ничего не знает о Партенопейской республике. Но о тирании нам известно немало, и мы знаем, что такое героизм.»
«Часть послания "Тоски" состоит в том, что счастье - это всего лишь иллюзия, неизбежно заканчивающаяся трагедией. Другая часть - в том, что большому миру политики и государства нет дела ни до счастья, ни до трагедии. У Скарпиа нет какого-то особенного желания уничтожать две юные жизни, он даже об этом не думает. Они просто попали в механизм его машины, досадили ему, привлекли его внимание. Вчера это были Анджелотти и его сестра, позавчера - граф Палмьери и, возможно, какая-то любившая его женщина, завтра будут "diverse beltà, vini diversi" ["разные красавицы, разные сорта вин", цитата из арии Скарпиа "Ha più forte sapore"]. Это история двадцатого века, и часть её силы заключается в предвестии тоталитаризма. Всемогущее Государство XX века, на чьей совести Муса-даг и Верден, Бухенвальд и Катынский лес, массовая казнь жителей Рима в Ардеатинских катакомбах, уже набирало силу во время написания "Тоски".
Пуччини - циничный, любящий, тщеславный, обременённый всем психологическим багажом "конца эпохи" - владеет нашими чувствами, потому что разделяет наш болезненный маленький секрет и усиливает его: те из нас, над кем опера имеет силу, не останутся равнодушными к её действующим лицам, её марионеткам. Нам близки эти душераздирающие страсти, этот ужас и надежда, эти иллюзии. И как минимум финальные аккорды "Тоски" позволяют нам скорбеть о них со всей силой чувств.» (В оригинале: At least the last notes of "Tosca" allow us the catharsis of mourning them.)