Итак. Действие I. Церковь Сант-Андреа делла Валле. Красиво, светло, как будто вместо каждой свечки горит десять стоваттных лампочек, скамеечки стоят, а кроме скамеечек, зачем-то ещё и стол со стульями. Ты-дымс! На сцену выпадает (иначе я эти движения описать не могу) взъерошенный Анджелотти в костюме Бильбо Бэггинса из "Братства Кольца", только ещё и в сапогах. Картинно спотыкаясь, плюхается на ближайшую скамейку и изображает моление перед двумя проходящими мимо юными служками. Цепляясь за мебель, с видом аццкого страдания ковыляет дальше, находит ключ и благополучно скрывается в капелле. Выкатывается молодой, но уже изрядно обременённый лишним весом сакристан, обмахивая всё вокруг тряпочкой, словно енот-вытирун. Бормочет про кисти и синьора питторе, цап корзинку, из которой торчит багет, и в процессе "Анжелуса" тянет к провизии цепкую ручонку. Вот откуда лишний вес-то... Вошедший в этот момент Каварадосси очень вовремя его за эту ручонку хватает с закономерным вопросом: "Ты чё вообще фаи, а??" - "А я чего, я ничего, примус починяю, в смысле, Анжелус читаю..." А, фиг с тобой, машет рукой Каварадосси и отдёргивает занавесочку с картины. Картинка, я вам скажу... Такое впечатление, что Кура её собственноручно гуашью малевал. То, что Тоска потом опознала в этой
Действие II. Кабинет Скарпии. Стены обиты синим бархатом, стол, кушеточка, ширмочка (а она-то тут зачем?) - алым. Много книжных шкафов, глобус. На камине чей-то мраморный бюстик примостился. В углу ещё один, на столе - ещё. Видимо, Скарпиа у нас большой поклонник античных философов. Барон изволит пребывать в хорошем расположении духа, улыбаеццо (местами злорадно). Привели Каварадосси - почему-то без камзола, в одной рубашке. Скарпиа сидит за столом, с крайне деловым видом пишет что-то. "Садитесь. - Не буду!" Ладно, насильно усадили. "Ничего не знаю! Не был! Не привлекался!" На словах Скарпии про "ангошья гранде" (пытки, в смысле) художник тревожно покосился в сторону, но продолжал мужественно изображать партизана, последнее "Ноль со!!!" рявкнув елико возможно злобно. Вбежала Тоска в красном платье, которое при её морковных волосах ей не очень к лицу (а белые цацки к золотому шитью - тем более). Ладно, Марио увели (Сполетта при этом злобно вертел в руках хлыстик и чуть ли слюной не капал). Остались Тоска со Скарпией наедине. Тоске явно не по себе (чего ж она так его боится-то?), и она заранее готовится изображать Жанну д'Арк. Вопли пытаемого Марио, доносящиеся из комнаты, больше напоминают вой обиженного щенка. Впрочем, вокал там - это отдельная песня, причём погребальная. Скарпиа невозмутимо что-то пишет, периодически подаёт реплики вроде "Орсу, Тоска, парлате", не поднимая при этом головы от писанины. Мемуары, что ли, ваяет? Или сравнительное исследование трудов античных философов? Наконец, Тоска изрекла сакраментальное "Нель поццо, нель джардино", и Марио принесли обратно. Уау, сколько же красной краски на него вылили! Не иначе, целую баночку жидкого акрила. Кура таращится в пространство с совершенно офигелым видом, пытается проморгаться и чуть ли не выплёвывает эту краску. Скарпиа, брезгливо посмотрев на пачкающего дорогой паркет художника (хорошо, жандарма со шваброй не вызвал), продолжает свои труды... "Нель поццо дель джардино, ва, Сполетта!" Ах, это он приказ об аресте Анджелотти писал так долго... Каллиграфически выводил, должно быть. Кура возмущённо заворочался на полу, но тут прибежал трогательно-кудрявый Шарроне с физиономией мальчика-отличника и доложил про разгром Меласа. "Виттооооооорияаааааа!!!" - попытался было заорать Кура, но получилось у него плохо, потому что орать во всю глотку, валяясь на полу, не очень удобно. Учтя сей факт, Кура уцепился за кушетку, встал и, кажется, вообразил себя не то Отелло, не то самцом гориллы в брачный период, устрашая зрителей африканскими воплями и зверским выражением окровавленной физиономии. На Скарпию это впечатления не произвело, зато Тоска в полной мере ощутила себя Дездемоной и изрядно перепугалась. Разбушевавшегося Отелло уволокли (не без труда, потому что мужик он здоровый), а у Скарпии на лице отразилось: "Как меня всё это достало - и эта "Тоска", и "Тоска" вообще." Впрочем, он быстро взял себя в руки и давай вкручивать Тоске про "ла повера миа чена". Чего? - изумилась Тоска. Какой ужин, ты ещё про ужин можешь думать? От вина тоже отказалась с презрением, "Куанто?" произнесла так, будто это неприличное ругательство. От предложения Скарпии пришла в невыразимый ужас. Когда он принялся хватать её за плечи, я думала, она щас в обморок хлопнется. Кое-как прорыдала свою "Висси д'арте" и быстренько прирезала Скарпию, который помер явно с большим облегчением. Вымыла руки - почему-то вином, переворошила на столе Скарпии всё, что можно, в том числе километровый пергаментный свиток (видимо, тех самых мемуаров), нашла наконец нужную бумажку в руке у покойника, поставила свечки, положила распятие - всё по правилам.
Действие III. Замок Сант-Анджело. На стенах дремлют часовые в напудренных париках с буклями. Песенка пастушка будит служивых, они лениво встают, потягиваются, надевают треуголки. Сменяется караул. На площадку выползает какой-то тощий заспанный вьюнош лет семнадцати с фонарём в руке. Судя по ключам на поясе, это тюремщик. Ну и тюремщики у них, однако... Вьюнош спускается вниз, к камерам. Туда как раз приводят драно-окровавленного, как кота после драки, Каварадосси. "Марио Каварадосси, а вои", - изрекает неожиданным басом юный тюремщик. "Дайте письмо написать, я вас прошу," - умоляет Каварадосси вьюношу (и чего он тут сопли разводит? он старше этого тюремщика лет на пятнадцать и в два раза шире в плечах, сбежать мог бы - раз плюнуть!). Молчел даёт узнику перо, бумагу и запирает его в камере. Кура сидит в своей залитой акрилом рубашке, пишет-пишет, потом под чудовищную лажу струнных начинает "Э лючеван ле стелле". РыдаетЪ. РыдаетЪ качественно (не могу понять, это отвратительно или умилительно - когда здоровые плечистые мужики плачут, как младенцы? %)), поёт - не очень.
Когда пришла Тоска, более-менее прилично спел "O dolci mani". А про освобождение, как водится, не поверил. Да и кто поверит? Только такая наивная душа, как Тоска. Она вокруг него порхает, соловьём разливается, а он сидит на полу камеры, опустив плечи, и молча слушает её. Что мне понравилось: красноречивый взгляд, брошенный Марио на Сполетту перед тем, как идти на казнь. Типа: "Сволочь ты, Сполетта - так бедной девушке врать. Как ты ей потом в глаза смотреть будешь? Суки вы все..."
Вот так. Визуально постановка красивая, даже весьма. Но пели - аццкий ужас, никогда такой порнографии в "Тосках" не слышала, тем более выпущенных на DVD. Тоска просто никакая, Кура безобразно орал и вообще делал всё, что угодно, только не пел, Брузон в силу возраста дичайшим образом "качался". Тем не менее, ветеран переиграл всех, и Тоску, и тенора, причём с таким видом, словно ему уже всё это до зубной боли надоело.
Резюме: к просмотру НЕ рекомендуется, разве что на поржать.