Действительно, нельзя сказать, что в музыкальном отношении эта опера - шедевр, но сам Дон Кихот - удивительный образ. Он имеет мало отношения к Сервантесу, опера написана скорее по мотивам поэмы Жака Ле Лоррена "Le chevalier de la longue figure". Дон Кихот Массне - святой, бессребреник с золотым сердцем, вера которого в добро и любовь так сильна, что покоряет даже ораву прожжённых разбойников и трогает сердце разбитной и легкомысленной Дульсинеи. Мало какого слушателя такое оставит равнодушным.
Постановка Парижской оперы 2000 года, которую я смотрела в качестве первого знакомства, очень хорошо подчёркивает идею оперы и образ Дон Кихота. Дульсинея здесь - окружённая поклонниками яркая красавица, куртизанка. Она красива, популярна и весела, ничего не принимает всерьёз и шутки ради просит Дон Кихота вернуть ей похищенное разбойниками ожерелье, нимало не заботясь о том, что её прихоть может стоить ему жизни.
Сам Дон Кихот именно таков, как я описывала выше. Он живёт и действует так, как принято в его мире грёз, где правят великодушие и отвага, милосердие и добро, пусть даже он сам - единственный представитель этого мира. Очерченные огоньками контуры диснеевских замков ещё более подчёркивают сказочность, нереальность происходящего. Ни секунды не колеблясь, рыцарь грёз отправляется исполнять желание своей Прекрасной Дамы и, конечно, попадает в лапы разбойникам, которые глумятся и издеваются над ним. Дон Кихот - очень христианский образ, Санчо в своей арии в 4-м действии открыто сравнивает его с Христом. И в этой сцене сходство ещё ярче: рыцаря, полураздетого и связанного, поднимают на столб, и один из разбойников направляет ему под рёбра его же пику. Но кроткое терпение Дон Кихота, свет его чистой души покоряет даже этих людей. "Смотри, - говорит Дон Кихот перепуганному Санчо, когда разбойники склоняют колени и просят благословить их. - Это избранники моего сердца, судьбой назначенные сыновья мои."
Тем временем в салоне блестящей Дульсинеи, имеющем вид шатра, - смех и веселье. На фоне тканых стен мелькают силуэты танцоров. Внутри - роскошное убранство, яркий свет, шампанское, алый бархат и золото. Гости Дульсинеи веселятся, но саму хозяйку одолевают тягостные думы. Не в глазах ли Дон Кихота она впервые увидела свет, перед которым померк фальшивый блеск бриллиантов и вечерних огней? Она смутно чувствует, что блеск и мишура её жизни не вечны, что дни веселья пройдут - и что тогда останется? Но подобные сомнения тяжки и неприятны ей, и она старается развеять их танцами и песней.
Возвращается Дон Кихот, потрёпанный вид которого разительно контрастирует с убранством шатра. Он принёс ожерелье, как и обещал, и просит руки Дульсинеи со всей своей любовью и искренностью. Но то, перед чем склонились в благоговении грабители и бандиты, в салоне куртизанки вызывает смех. И даже пылкая обличительная речь верного Санчо не заставляет весёлых дам и кавалеров переменить мнение. Только сама Дульсинея тянется к настоящему, не фальшивому свету, который видит в глазах старого чудака. Но ей не хватает сил. Сочтя себя недостойной такой святости, да и просто испугавшись, Дульсинея, смягчив, насколько могла, свой отказ, возвращается к привычной жизни. Но воспоминания и сожаления не оставят её до конца её дней, и её голос, оплакивающий былые дни блаженства, проводит Дон Кихота в последний путь.
А Дон Кихот, покинутый всеми, кроме Санчо, - что ему остаётся? Старый рыцарь чувствует приближение смерти и, вспомнив, что когда-то он обещал дать Санчо во владение остров, говорит: "Возьми тот остров, что был всегда со мной. Тебе его дарю. Смотри, как плещутся синие волны о песок... Правда, он красив? Это Остров Грёз..." Санчо, не в силах сдержаться, плачет. В тёмном небе загорается яркая звезда, та самая, что вела Дон Кихота всю жизнь, сквозь все его невзгоды и несчастья. А издалека доносится скорбящий голос Дульсинеи, оплакивающей свою судьбу. Глядя на сияющую в вышине звезду и слыша звук любимого голоса, Дон Кихот умирает. Упавшие наземь стены бывшего шатра Дульсинеи служат ему покровом, словно мир, легкомысленный и равнодушный, всё же склонился перед величием его души и тоже скорбит о нём.
Со времён "Капулетти и Монтекки" я не плакала над оперой. Но здесь такому сентиментальному существу, как я, удержаться от слёз невозможно. Безмерно печальное виолончельное соло перед пятым, последним действием исторгнет слёзы из глаз не хуже репчатого лука. А уж на последних словах Дон Кихота я рыдала навзрыд. Рэми большой молодец. Сыграть Дон Кихота, этого князя Мышкина от оперы, - задача непростая. Если не чувствуешь его образ сердцем, ничего не получится, и вся опера оставит слушателя равнодушным, потому что в ней всё держится исключительно на образе главного героя. Но здесь - it works. Оно работает и пробирает до слёз.
Санчо тоже очень славный. И Дульсинея. Кстати, вокальный состав в этой опере довольно любопытный: Дон Кихот - бас, Санчо - баритон, Дульсинея - меццо или даже контральто. Плюс 4 поклонника Дульсинеи, из которых двое - тенор и баритон, а двое - сопраны в штанах. :)
И ещё эта опера удивительно похожа на расширенную версию песни The Impossible Dream из мюзикла "Человек из Ла Манчи"... Которую, кстати, Рэми тоже пел как никто.