Посмотрела "Мадам Баттерфляй" из Королевской оперы. Прекрасная, неземно прекрасная Эрмонела Яхо в заглавной партии. Не только прекрасно поёт, но и замечательная поющая актриса - тот редкий случай, когда певица на сцене выкладывает тебе всю душу и плачет настоящими слезами (причём это даже не мешает ей петь). Марсело Пуэнте был очень достойным Пинкертоном и весьма декоративным притом. Ну, а Тони Паппано великолепен в Пуччини, это всем известно, он, наверное, лучший на данный момент пуччиниевский дирижёр. Словом, музыкальная часть спектакля однозначно удалась.

А вот что меня взбесило до такой степени, что не могу не излить яд - это постановочная часть.

Да, я очень люблю Пуччини. Оперу "Мадам Баттерфляй" тоже люблю, хотя и не так, как "Тоску" и "Турандот". Но люблю. И когда я вижу, что с ней делают некоторые люди, именующие себя режиссёрами, то воспринимаю это как личное оскорбление.

Первые 2/3 спектакля я думала, что постановка просто никакая. Режиссёрского присутствия не отмечено, декорации пастельно-унылые, сцена пустая, все одеты в кимоно. Ну никакая, и ладно, не самый плохой вариант. Но затем в финале случились две вещи, за которые этот спектакль нужно сжечь, закопать пепел и предать забвению.

В финале есть момент, где Кейт Пинкертон обращается к Баттерфляй: "Можете ли вы простить меня"? И Баттерфляй отвечает ей в том духе, что прощать нечего, она желает ей счастья, и пусть Кейт не печалится о ней. И дальше она говорит: "Я отдам сына ему [Пинкертону], если он сам придёт за ним."

Заметьте, что в пьесе Беласко, по которой поставлена опера, эта сцена сделана по-другому. Там Баттерфляй просит Кейт передать Пинкертону, что она желает ему счастья. Но не в опере. В опере Баттерфляй ни слова не говорит про Пинкертона и желает счастья только самой Кейт. Что закономерно: только полная идиотка будет желать счастья тому, кто её унизил и предал. А почему Баттерфляй настаивает, чтобы Пинкертон пришёл за сыном сам? Потому что она задумала своё последнее деяние, свой последний решительный шаг, и хочет, чтобы Пинкертон был этому свидетелем - такая небольшая (а может, даже и вполне большая) месть. Опера заканчивается тем, что Баттерфляй вонзает себе в горло кинжал, и тут с возгласом "Баттерфляй!" вбегает Пинкертон (вместе с Шарплессом), видит её мёртвое тело, падает на колени и ужасается (падение на колени прописано в либретто). Занавес.

Что же делают господа Лейзер и Корье? В сцене диалога с Кейт Баттерфляй у них прижимает к груди фотопортрет Пинкертона. Это при том, что этот человек только что страшно оскорбил и унизил её, а теперь хочет отнять у неё ребёнка! Это при том, что Баттерфляй говорит в этот момент только с Кейт и о Кейт!

Затем в самом финале, уже после того, как Баттерфляй ударила себя кинжалом, она в ответ на голос Пинкертона за кулисами пытается подняться и тянет к нему руки. Сам Пинкертон так и не появляется, и зловещий лейтмотив смерти, завершающий оперу, пропадает абсолютно впустую, потому что сцена никак не меняется. Это уже просто ни в какие ворота. Вы серьёзно хотите сказать, что последняя мысль Баттерфляй была об этом мерзавце, который так с ней поступил? Да в какую безвольную имбецилку вы превращаете прекрасную героиню Пуччини! Эта опера должна кончаться так: Пинкертон вбегает, видит мёртвую Баттерфляй, падает на колени и рвёт на себе волосы, и образ погубленной им девушки благодаря этому зрелищу будет преследовать его всю жизнь. В этот момент полным оркестром звучит лейтмотив смерти, зловещее такое "муахаха", оставляющее очень сильное впечатление. А чтобы сделать так тупо, как они, нужно вообще не слышать музыку и не понимать драматургию образа Баттерфляй.

Показательно, что в интервью с постановочной командой, которое показывали перед оперой, все, кто имел отношение к музыкальной части - певица, дирижёр, - в один голос говорили, что Баттерфляй - сильная героиня. И только г-да Лейзер и Корье ничтоже сумняшеся назвали её "хрупким созданием, приколотым булавкой к доске". И языки у них не отсохли.

Им бы лет шестьдесят назад такое ставить. А сейчас так воспринимать образ Баттерфляй - это просто позор и порицание, не говоря уже о том, что это драматургически неверно и противоречит либретто.