chumanew в На момент совершения деяния Некоторые любопытные события последних дней способствовали появлению на свет вот такого фантастического рассказа. Чистой воды фантастика, чесслово! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!
На момент совершения деяния
Муж вернулся домой в дурном настроении, молча скользнул губами по моей щеке, не назвал меня "Светик-солнышко", не приложил руку к моему животу, чтобы послушать, как шевелится наша малышка, отказался от ужина, разложил на столе документы и углубился в их изучение, изредка машинально почесывая щеку. К вечеру на выбритых с утра щеках успела появиться щетина, она неприятно потрескивала под пальцами. Меня всегда раздражал этот звук, но я знаю, что означает такое поведение. Оно означает, что мужу предстоит очень неприятный процесс, что дело серьезное, требующее максимального сосредоточения, и что оно его расстраивает, поэтому мои нервы желательно засунуть куда подальше, не приставать к нему с капризами и выключить телевизор. Разжигание розни - это разжигание розни, это самое серьезное преступление в современном обществе, за которое полагается максимальное наказание, и инквизитору надлежит быть предельно внимательным, разбираться с делом чрезвычайно тщательно, чтобы ненароком не сломать судьбу невинного человека, если раследование вдруг окажется проведенным недостаточно добросовестно. Собственно, и инквизиция-то была в свое время учреждена ради того, чтобы пресечь в зародыше разжигание розни, дать возможность всем группам в обществе вести спокойную жизнь, не боясь за свою безопасность, не опасаясь за свое будущее. Я всегда гордилась тем, что мой муж инквизитор, человек, как он сам говорил, "на гребне волны", опора общества, защитник спокойствия и надежности.
Но на этот раз ему что-то мешало. Что-то с этим делом было не в порядке. Муж вздыхал, скрипел щетиной, шуршал бумагами, просматривал какие-то файлы на ноутбуке, потом выключил ноутбук, раздраженно его захлопнул, чего обычно себе не позволял, и откинулся на спинку стула. И лицо у него было... нехорошее, каменное было лицо. Тогда я подошла к нему сзади, положила руки ему на плечи, наклонилась к уху и прошептала наш пароль для тяжелых случаев:"Отдай мне твои печали". - "Уверена?" - "Уверена". - "Ну ладно, слушай. Через неделю у меня процесс. Подсудимый сказал, что земля не должна носить на себе фашистов". - "Ужас какой! Прямо так и сказал?" - "Да, вот этими самыми словами. При свидетелях". - "Ну, это же... тут же все ясно, да? Почему тебя так сильно напрягает такое ясное дело?" - "Вот потому, что оно такое ясное, потому и напрягает. Помнишь, две недели назад трое фашистов подожгли синагогу?" - "Не помню. Пропустила, наверное. Какие фашисты?" - "Обычные. Нормальные. Официально зарегистрированные фашисты. Их арестовали, будут судить за поджог". - "И правильно, и надо судить. Да в чем проблема-то?" - "Одноклассник подсудимого сильно обгорел во время пожара. Лежит в ожоговом центре, врачи не ручаются за его жизнь. Подсудимый приходил его навестить... и прямо в больнице, в присутствии других больных, врачей и сестер, высказался. Пожилой медсестре с сердцем плохо стало, еще бы, услышать такое!" - "Боже!" - "Да уж. Не Иванова, Петрова и Сидорова не должна носить земля, а фашистов. Вообще всех. Представляешь?" - "С трудом. Погоди, погоди! Одноклассник? Он что, школьник?" - "Вот именно". - "Бедный мальчик!" - "Бедные мальчики". - "Там обгорели и другие дети?" Муж посмотрел на меня, и честное слово, в глазах его я прочитала удивление и жалость. Не к обгоревшим детям, а ко мне. "Света," - вежливо и как-то отчужденно, словно посторонней, сказал он. - "Видишь ли, Света. В день совершения деяния подсудимому исполнилось пятнадцать лет".
В груди у меня похолодело. Слишком хорошо я знаю статью о разжигании розни. Слишком часто и подробно муж рассказывал мне о своей работе, обо всех ее нюансах. Пятнадцать лет означает, что, несмотря на то, что подсудимый еще является несовершеннолетним, возраст его автоматически округляется до восемнадцати лет, и он, согласно закону, считается совершеннолетним. Совершеннолетнему гражданину, обвиняемому в разжигании розни, по закону не полагается адвокат. Наказание присуждается исключительно максимальное - пожизненное заключение. Апелляции не принимаются. Разумеется, никто не может воспрепятствовать родным подсудимого советоваться с адвокатом, и они советуются, но участие защитника в процессе запрещено законом, инквизитор одновременно представляет и обвинение, и защиту. Каким же кристалльно чистым человеком должен быть инквизитор!
"Ну чего ради этот олух царя небесного поперся в больницу в собственный день рождения?" - почти простонал муж. - "Днем раньше! Одним днем! И было бы ему на момент совершения преступного деяния четырнадцать лет! Отделался бы несколькими годами колонии. А так..." - "Но... суд же должен учитывать его состояние... он только что вышел из палаты, где умирает его друг..." - "Ты следователя за идиота держишь? Разумеется, была назначена экспертиза, которая подтвердила абсолютную вменяемость подсудимого! Повторная экспертиза подтвердила результат первой. Все, Света! Все. Это пожизненное. Бедная мать!" - Петр чуть не плакал. Таким я своего волевого и принципиального мужа еще не видела.
Мне и самой хотелось плакать, оплакивать судьбу этого несдержанного малолетнего дурачка, горе его матери, горе матери обгоревшего умирающего мальчика, боль и страдания этого мальчика... душевную боль и страдания моего любимого, вынужденного следовать суровым законам, тоже хотелось оплакивать. Что-то мешало, какое-то слово, сказанное только что. Я сделала несколько глубоких вдохов, немного успокоилась и вспомнила. "Петя, что значит "на момент совершения преступного деяния"? Вот это "на момент" что именно значит?" Петр раздраженно передернул плечами:"Как это что? "На момент" - это и значит, в буквальном смысле, что в момент совершения... а? Ну-ка, ну-ка..." - он порылся в документах и схватил телефон:"Людмила Антоновна? Вас беспокоит Фомин, Петр Денисович... да... да, именно, инквизитор, который будет вести процесс вашего сына... успокойтесь, прошу вас... да возьмите же себя в руки, это очень важно!.. Пожалуйста, сосредоточьтесь и ответьте на один вопрос - в котором часу родился ваш сын?.. Это точно?.. Но это же просто замечательно!.. Да!.. Значит, завтра прямо с утра идете в роддом, берете справку в архиве, и с этой справкой... нет, не ко мне, а к сдедователю... заполните у него бланк ходатайства о приобщении к делу дополнительного документа по вновь открывшимся обстоятельствам... ну какая разница, что обстоятельства старые, бюрократия, что поделаешь, это всего лишь форма так называется... нет, решать будет не следователь, решать буду я!.. Уже решил... Вы все поняли?.. Повторите!.. Ну вот и хорошо. Я вас поздравляю! Радуюсь вместе с вами!.. Все, все будет в порядке, не надо плакать!.. От счастья? От счастья можно." - муж дал отбой и снова откинулся на спинку стула, но теперь лицо его расплывалось в блаженной улыбке. Кажется, я поняла, в чем дело, поэтому молчала, давая ему вновь пережить момент триумфа и снова им насладиться. Муж встал, подошел ко мне, обнял, прижал к себе, малышка ощутила его близость, его тепло и заворочалась у меня внутри. "Это кто у нас тут буянит? Кто папку пинает?" - строго спросил муж. - "Это Наташка хулиганит," - привычно ответила я, а потом добавила:"Просит, чтобы папка рассказал дочери все, что он сейчас выяснил". - "Светланка! Ты у меня солнышко! Умница! Ты обратила внимание на самое нужное! Видишь ли, Олег... подсудимый... родился в двадцать два часа пятьдесят минут, без десяти минут одиннадцать ночи, то есть на момент совершения деяния ему еще не исполнилось пятнадцати лет! Ему тогда еще было четырнадцать! И пойдет он по делу, как несовершеннолетний, получит лет пять-семь колонии, спокойно закончит там школу, да что я говорю, заключенные ведь имеют возможность заочно получить высшее или среднее специальное образование, получит специальность, выйдет на свободу молодым, полным сил, образованным человеком! Света, это же счастье!" - "Да, это счастье", - согласилась я.
На момент совершения деяния
Муж вернулся домой в дурном настроении, молча скользнул губами по моей щеке, не назвал меня "Светик-солнышко", не приложил руку к моему животу, чтобы послушать, как шевелится наша малышка, отказался от ужина, разложил на столе документы и углубился в их изучение, изредка машинально почесывая щеку. К вечеру на выбритых с утра щеках успела появиться щетина, она неприятно потрескивала под пальцами. Меня всегда раздражал этот звук, но я знаю, что означает такое поведение. Оно означает, что мужу предстоит очень неприятный процесс, что дело серьезное, требующее максимального сосредоточения, и что оно его расстраивает, поэтому мои нервы желательно засунуть куда подальше, не приставать к нему с капризами и выключить телевизор. Разжигание розни - это разжигание розни, это самое серьезное преступление в современном обществе, за которое полагается максимальное наказание, и инквизитору надлежит быть предельно внимательным, разбираться с делом чрезвычайно тщательно, чтобы ненароком не сломать судьбу невинного человека, если раследование вдруг окажется проведенным недостаточно добросовестно. Собственно, и инквизиция-то была в свое время учреждена ради того, чтобы пресечь в зародыше разжигание розни, дать возможность всем группам в обществе вести спокойную жизнь, не боясь за свою безопасность, не опасаясь за свое будущее. Я всегда гордилась тем, что мой муж инквизитор, человек, как он сам говорил, "на гребне волны", опора общества, защитник спокойствия и надежности.
Но на этот раз ему что-то мешало. Что-то с этим делом было не в порядке. Муж вздыхал, скрипел щетиной, шуршал бумагами, просматривал какие-то файлы на ноутбуке, потом выключил ноутбук, раздраженно его захлопнул, чего обычно себе не позволял, и откинулся на спинку стула. И лицо у него было... нехорошее, каменное было лицо. Тогда я подошла к нему сзади, положила руки ему на плечи, наклонилась к уху и прошептала наш пароль для тяжелых случаев:"Отдай мне твои печали". - "Уверена?" - "Уверена". - "Ну ладно, слушай. Через неделю у меня процесс. Подсудимый сказал, что земля не должна носить на себе фашистов". - "Ужас какой! Прямо так и сказал?" - "Да, вот этими самыми словами. При свидетелях". - "Ну, это же... тут же все ясно, да? Почему тебя так сильно напрягает такое ясное дело?" - "Вот потому, что оно такое ясное, потому и напрягает. Помнишь, две недели назад трое фашистов подожгли синагогу?" - "Не помню. Пропустила, наверное. Какие фашисты?" - "Обычные. Нормальные. Официально зарегистрированные фашисты. Их арестовали, будут судить за поджог". - "И правильно, и надо судить. Да в чем проблема-то?" - "Одноклассник подсудимого сильно обгорел во время пожара. Лежит в ожоговом центре, врачи не ручаются за его жизнь. Подсудимый приходил его навестить... и прямо в больнице, в присутствии других больных, врачей и сестер, высказался. Пожилой медсестре с сердцем плохо стало, еще бы, услышать такое!" - "Боже!" - "Да уж. Не Иванова, Петрова и Сидорова не должна носить земля, а фашистов. Вообще всех. Представляешь?" - "С трудом. Погоди, погоди! Одноклассник? Он что, школьник?" - "Вот именно". - "Бедный мальчик!" - "Бедные мальчики". - "Там обгорели и другие дети?" Муж посмотрел на меня, и честное слово, в глазах его я прочитала удивление и жалость. Не к обгоревшим детям, а ко мне. "Света," - вежливо и как-то отчужденно, словно посторонней, сказал он. - "Видишь ли, Света. В день совершения деяния подсудимому исполнилось пятнадцать лет".
В груди у меня похолодело. Слишком хорошо я знаю статью о разжигании розни. Слишком часто и подробно муж рассказывал мне о своей работе, обо всех ее нюансах. Пятнадцать лет означает, что, несмотря на то, что подсудимый еще является несовершеннолетним, возраст его автоматически округляется до восемнадцати лет, и он, согласно закону, считается совершеннолетним. Совершеннолетнему гражданину, обвиняемому в разжигании розни, по закону не полагается адвокат. Наказание присуждается исключительно максимальное - пожизненное заключение. Апелляции не принимаются. Разумеется, никто не может воспрепятствовать родным подсудимого советоваться с адвокатом, и они советуются, но участие защитника в процессе запрещено законом, инквизитор одновременно представляет и обвинение, и защиту. Каким же кристалльно чистым человеком должен быть инквизитор!
"Ну чего ради этот олух царя небесного поперся в больницу в собственный день рождения?" - почти простонал муж. - "Днем раньше! Одним днем! И было бы ему на момент совершения преступного деяния четырнадцать лет! Отделался бы несколькими годами колонии. А так..." - "Но... суд же должен учитывать его состояние... он только что вышел из палаты, где умирает его друг..." - "Ты следователя за идиота держишь? Разумеется, была назначена экспертиза, которая подтвердила абсолютную вменяемость подсудимого! Повторная экспертиза подтвердила результат первой. Все, Света! Все. Это пожизненное. Бедная мать!" - Петр чуть не плакал. Таким я своего волевого и принципиального мужа еще не видела.
Мне и самой хотелось плакать, оплакивать судьбу этого несдержанного малолетнего дурачка, горе его матери, горе матери обгоревшего умирающего мальчика, боль и страдания этого мальчика... душевную боль и страдания моего любимого, вынужденного следовать суровым законам, тоже хотелось оплакивать. Что-то мешало, какое-то слово, сказанное только что. Я сделала несколько глубоких вдохов, немного успокоилась и вспомнила. "Петя, что значит "на момент совершения преступного деяния"? Вот это "на момент" что именно значит?" Петр раздраженно передернул плечами:"Как это что? "На момент" - это и значит, в буквальном смысле, что в момент совершения... а? Ну-ка, ну-ка..." - он порылся в документах и схватил телефон:"Людмила Антоновна? Вас беспокоит Фомин, Петр Денисович... да... да, именно, инквизитор, который будет вести процесс вашего сына... успокойтесь, прошу вас... да возьмите же себя в руки, это очень важно!.. Пожалуйста, сосредоточьтесь и ответьте на один вопрос - в котором часу родился ваш сын?.. Это точно?.. Но это же просто замечательно!.. Да!.. Значит, завтра прямо с утра идете в роддом, берете справку в архиве, и с этой справкой... нет, не ко мне, а к сдедователю... заполните у него бланк ходатайства о приобщении к делу дополнительного документа по вновь открывшимся обстоятельствам... ну какая разница, что обстоятельства старые, бюрократия, что поделаешь, это всего лишь форма так называется... нет, решать будет не следователь, решать буду я!.. Уже решил... Вы все поняли?.. Повторите!.. Ну вот и хорошо. Я вас поздравляю! Радуюсь вместе с вами!.. Все, все будет в порядке, не надо плакать!.. От счастья? От счастья можно." - муж дал отбой и снова откинулся на спинку стула, но теперь лицо его расплывалось в блаженной улыбке. Кажется, я поняла, в чем дело, поэтому молчала, давая ему вновь пережить момент триумфа и снова им насладиться. Муж встал, подошел ко мне, обнял, прижал к себе, малышка ощутила его близость, его тепло и заворочалась у меня внутри. "Это кто у нас тут буянит? Кто папку пинает?" - строго спросил муж. - "Это Наташка хулиганит," - привычно ответила я, а потом добавила:"Просит, чтобы папка рассказал дочери все, что он сейчас выяснил". - "Светланка! Ты у меня солнышко! Умница! Ты обратила внимание на самое нужное! Видишь ли, Олег... подсудимый... родился в двадцать два часа пятьдесят минут, без десяти минут одиннадцать ночи, то есть на момент совершения деяния ему еще не исполнилось пятнадцати лет! Ему тогда еще было четырнадцать! И пойдет он по делу, как несовершеннолетний, получит лет пять-семь колонии, спокойно закончит там школу, да что я говорю, заключенные ведь имеют возможность заочно получить высшее или среднее специальное образование, получит специальность, выйдет на свободу молодым, полным сил, образованным человеком! Света, это же счастье!" - "Да, это счастье", - согласилась я.