Хочу сказать, что для интерпретации образа Родриго основным источником материала для меня служит всё-таки опера, хотя и о пьесе я не забываю. Но в опере есть очень важная вещь: музыка. Которая делает половину, если не 2/3 любого оперного персонажа. Причём всё нижеизложенное - об итальянской версии "Дона Карлоса", которая от французской отличается довольно сильно.
Можно долго спорить (да и спорили неоднократно), какой персонаж важнее всего в "Доне Карлосе" Верди. Я не буду утверждать, что Родриго важнее всех в сюжетном плане, но в духовном и, так сказать, нравственно образующем - безусловно. В опере и пьесе есть две ключевые точки, по выражению illet, "упавшие в воду камни", от которых расходятся круги дальнейших событий, придавая им какое-то другое, настоящее измерение: это вступление Родриго на сцену и роковой выстрел, обрывающий его жизнь. Кто даёт новый импульс к жизни Карлосу и Елизавете ("Жизнь его я блюсти клятву Позе дала")? Кто открывает перед Филиппом новые горизонты и даёт ему надежду? Кто возлагает при этом свою надежду только на Бога, отказываясь поступить против совести, даже если кажется, что так будет эффективнее?
Родриго - это вердиевский Финрод. Совершенно нереальный персонаж, в жизни таких не бывает - и именно поэтому наиболее живой. Если бы не было Родриго, кто остался бы на сцене? Все остальные персонажи наполовину мертвы внутри, у всех есть какой-то роковой конфликт, подорвавший их дух, какой-то скелет в шкафу - и от которого они умрут потом, когда Родриго не станет. Пока он с ними, он, как яркий светоч, отгоняет эти роковые тени, герои живут и надеются - но всё же их судьба неотвратима, особенно в опере. Так же неотвратимо и то, что Родриго слишком хорош для этого мира, что он просто не может дожить до конца. Более того, он должен умереть, чтобы этой жертвой совершить последнее своё благо-для-всех - указать путь к свету, дать импульс. Пусть не этим, но, может быть, тем, кто придёт после них. Родриго - новозаветный персонаж, предтеча, если угодно, в противовес абсолютно ветхозаветному Инквизитору - и именно поэтому тот его так ненавидит. (Повторю, речь сейчас не о сюжетном, а о внутреннем, духовном пласте пьесы, о вторичной реальности, так сказать.) .
Что до "навязчивой идеи под названием Фландрия" (снова © illet) - то на уровне духовном это не реально существующее место, а то, что неоромантик Джакомо Пуччини позже назовёт là lontanо, некое "прекрасное далёко", город золотой под облаками, куда можно стремиться всю жизнь и так и не дойти. Недостижимая, но прекрасная мечта, которая необходима таким, как Родриго, просто для того, чтобы жить. А живёт он, при всей своей несусветной идеальности, на полную катушку. Поразительно, но Родриго вовсе не ходячая икона с нимбом, он живой, тёплый и настоящий.
А дальше я целиком передаю слово illet, потому что лучше неё всё равно не скажу.
"Собственно, что убивает Филипп? Он убивает любовь (а Родриго любят все, и он способен любить всех) и надежду, Карлос об этом практически открыто говорит в своем монологе.
Так что, действительно, потом может и Филипп рыдать, и народ бушевать, и Карлос загораться решимостью – всё, надежда убита. Дальше только доведение до конца рассказа о том, как все умерли, потому как спасение от живой смерти – только в отречении от жизни во всех смыслах (о чём, собственно, и вещает император-монах).
Это совершенно безнадёжная вещь, и Верди справедливо говорил, что опера будет страшной. И, тем не менее, здесь невозможно ярко видишь этот свет и надежду – они всё же есть, пусть не сейчас, но есть. Вспыхивают на миг, чтобы сказать - ребята, а мы есть. «Где-то там», откуда приходят Лоэнгрины. :)"
Ага. И в заключение - режьте меня на части, но я не верю в то, что такие совпадения, как последняя ария Бастьянини, "Лакримоза" из Реквиема Верди, бывшая прежде "Плачем по Родриго", и донкарлосовский Реквием Шнитке - это всего лишь совпадения. Эгрегор, он такой, ребята, он существует не просто так. И поэтому меня корёжит по трём переменным, если я вижу от режиссёра или исполнителя его намеренное искажение и принижение. Для меня это подобно жестокому надругательству над частью моей картины мира.
А наиболее ярко характеризующие Родриго фрагменты музыки - это, конечно, прекрасный "Дуэт дружбы" с Карлосом и ария Per me giunto è il dì supremo (C'est mon jour suprême) - именно она, а не следующая O Carlo, ascolta. Per me giunto вся на пиано и пианиссимо, сплошные полутона, даже трелька выписана (хотя не все баритоны могут её спеть). Она потрясающе красива и печальна, полна обречённой тоски, но тоска эта светлая - потому что светел сам Родриго. "На твоих ресницах слезу я вижу? К чему плакать? Нет, мужайся, ибо последний вздох того, кто умирает за тебя, исполнен радости."
Для меня тут музыка говорит сама за себя.